Помни имя мое
Зарисовка.
читать дальше
Мне кажется, я все делал неправильно. С самого начала, когда только ушел из дома, когда боялся, когда попадал в передряги, когда прятался, молчал, не желал провоцировать. Все это было неправильно.
Теперь… теперь же посмотрим, как будет.
Серое небо над головой, но взглянуть вверх больно. Вроде и тень, но такое ощущение, что лучи солнца все-таки пробивают тучи, бьют в глаза, заставляя зрачок болезненно – и в то же время очень заметно – сужаться, делая глаза злыми и кошачьими, лишая их всего «человеческого». И я почти вижу, как самые яркие лучи застревают в облаках, отражаются, рассеиваются, а какие-то еще, какая-то часть их таки проскальзывает вниз… Интересно, те, что длиннее, или те, что короче? Или дело совсем не в этом…
Все-таки я слишком мало знаю. Заметно больше большинства сверстников-людей, но этого все равно не хватает.
По крайней мере, одно в таком освещении хорошо. Тени под ногами практически не заметны, а глаза… я уже привык их опускать. Привык прятаться. Может, и зря.
Иногда воровать – гораздо прибыльнее, чем делать лекарства и торговать ими. Не спорю, опаснее, но что я, в сущности, теряю? Кроме, разве что, временами – спокойствия. Но я изживаю у себя эту далеко не самую полезную штуку – совесть, делаю так, как считаю нужным. По крайней мере…
Двойственное чувство.
Этот мир мне должен куда больше.
Этот мир мне не должен ничего.
Совсем рядом изумительно пахнет пирожками. Вот если бы еще и подванивало сбоку сырой рыбой… Тухлой, притом, зуб даю, что тухлой, люди-то могут и не заметить, а у меня обоняние хорошее. Да и рыба всегда портится быстро. Не люблю рыбу, разве что свежую, но она…
Ага, вот, что я забыл купить! Крючки и леску. Мало ли, какими лесами придется топать, и мимо каких рек и ручьев проходить, так не одними же ягодами и корешками питаться, когда еда заканчивается. И весит немного, что весьма выгодно, а то иногда с жадности, ну, или домовитости накупишь или натащишь всякого барахла, а потом половину выбрасываешь или раздаешь, так как сил тащить это все нет никаких – ни физических, ни душевных. Сам-то я таки не лошадь, а завести сие чудное создание не рискую – жалко животинку, будет шарахаться от меня, как от проклятого, да и кормить ее нужно, и устраивать куда-то, а мне хоть для себя, любимого, это все организовать – уже радость.
Люди вокруг торгуют, смеются, какой-то шут гороховый залез на бочку и выбивает чечетку, а рядом собралась толпа зевак – хлопают в ладоши, отбивают ритм. Парень еще ниже и, кажется, моложе меня – лет шестнадцать. В волосах – раскрашенные перья, в безрукавке – ленты, на ногах – деревянные башмаки, а внизу, под бочкой – шляпа, в которой уже сверкает горсть монет. Уже не впервые подумываю – а, может, стоит тоже попробовать научиться? Я и пробовал уже. Просил, чтоб научили. Но, что странно, не могу. Всякая акробатика – это еще кое-как получается, а чечетка – ну никак. Стесняюсь. Особенно когда вокруг начинают смеяться мои учителя – дети лет тринадцати-четырнадцати. И мне тогда кажется, что я уже совсем-совсем старый и ни на что не годный, хотя какой я старый в свои-то года?
Вот эту куртку я и возьму. Удивительно мягкая, достаточно длинная. Поднимаю руки, поворачиваюсь в разные стороны, проверяю длину и ширину рукава. Идеально. Я не собирался покупать столь дорогую вещь прямо сегодня, но все-таки рискну. Денег пока хватает, а не хватит – найду еще. Снова поворачиваюсь, прислушиваюсь. Шелест едва-едва слышен. Скоро я смогу передвигаться в ней совершенно бесшумно. Правда, то, что настолько новая… Я могу стать слишком заметным. Ну и ладно, к черту, все равно это ненадолго. Пара дней в лесу, пара ночей на сырой земле – и вуаля, заметность как рукой снимет.
Мягкая какая все-таки. И совершенно чистая. И нигде не потертая. Прелесть просто.
- Готово, мастер?
- Да, пожалуйста, милсдарь Денкрау. Тридцать оренов. Плюс еще десять за срочность работы.
- Спасибо.
Серое небо плачет легким дождем. Выхожу из мастерской, поднимаю голову, и мне уже не надо щуриться от света – только от дождя, но он еще совсем маленький, слабый, он даже намного слабее меня. Или, может, я сильнее. Но он такой милый. Холодные капельки падают на волосы, на лицо, на плечи…
Я все делал неправильно. Но теперь я знаю, как надо.
Собираясь уходить, оборачиваюсь на мастерскую, и еще успеваю заметить чье-то лицо в окошке. Интересно, зачем кому-то смотреть мне вослед? Неужели что-то настолько необычное было в моем заказе?
- Куда на ночь глядя? – удивляются стражники.
- Травы собирать. В лесу переночую.
- Вона оно как. Лекарь шоль? Дык не видно ж ничерта ночью.
- Почти. Но их лучше до рассвета собирать, а если утром выйду – не успею, - объясняю. Знаю, что расспрашивает от скуки и любопытства, а не от желания прицепиться.
- Ты бы хоть палку взял, а то волки сожрут, - волнуется, чтоль?
- Да пропусти ты его. Хочет – нехай идет, - машет рукой второй стражник. - Во, гляди, кажись, закрывать пора…
Пахнет свежескошенной травой. Недавний дождик прибил пыль, не успев превратить ее в грязь. Иду, не зная особой усталости. Можно было бы дождаться утра и отправиться на какой-то проходящей телеге. Напрашиваться я умею. Но сейчас - предпочитаю пешком.
Поправляю на руке кожаную полоску с тиснением. «Помни имя мое», - вьется изящная вязь букв. Очень непривычно чувствовать браслет на своей руке. Но – как-то спокойнее.
Небо склонилось надо мной и смотрит вниз. Сонно мерцают звезды. Темно, но мне-то все видно.
Очень сложно говорить кому-то свое имя. Мне кажется, что таким образом я отдаю во власть других часть себя. Но теперь оно будет записано тут. На этом вот кожаном браслете, с внутренней стороны.
Я не знаю, что будет со мной и как долго прослужит мне эта безделушка. Вдруг кто-то когда-то, когда меня уже и не будет, снимет его с моей руки. И, может, запомнит. И расскажет другим. И тогда кто-то, Хатар, или, может, Френк, а еще, возможно, мои родители, узнают, что мы больше не встретимся.
Может, они улыбнутся, вспоминая меня?
Завтра где-то к полудню я должен, по идее, дойти до первой деревни. Потом – передышка, и снова вперед.
Я знаю, куда я иду. Я только не знаю, дойду ли.
Млечный путь под моими ногами. Черное небо над головой.
И холодно - но только если останавливаться.